Д Кузиманза - Дневник молодого специалиста[СИ]
— Ну, ты и дурачина, — Кирилл (после его храброго поведения возле мотеля мне и в голову не приходило называть его "Кирюша") поморщился и открытой ладонью шлёпнул Никодимыча по голове, не слишком сильно, но достаточно, чтобы сбить с того широкополую фиолетовую шляпу с фазаньим пером. — За столиком с дамой и в заведении Сони о других заведениях не говорят. А тем более о "Зелёной Свинье"…
Только тут до меня дошло, что "Под Зелёной Свиньёй" — это что-то вроде клуба по интересам. Ну, и ещё я заметил, что наша внешность почему-то претерпела странные изменения. Мы не только были одеты в средневековые одежды, но и причёсаны соответственно.
Никодимыч щеголял в уже упомянутой шляпе, бархатном костюме, одна половина которого была тёмно-синяя, а другая — светло-красная, и мягких красных сапогах с длинными, подвязанными к щиколоткам носами, но без каблуков; и ещё у него выросла роскошная каштановая борода. На Кирилле оказался полосатый, серо-голубой берет с серебряной пряжкой, костюм был из чего-то ало-атласного с серебристыми кружевами, а на ногах полосатые бело-чёрные носки и башмаки с опушкой и чёрными пряжками; и бравые усы подкручены, как у мушкетёров.
У обоих локоны завивались чуть ли не до лопаток, отчего были подвязаны широкими вышитыми лентами. Но причёска Инны побила рекорд: на голове её красовалась пара рогов вроде коровьих, но сделанных из какого-то серебристого металла. Вокруг рогов были намотаны её волосы, пёстрые ленты и какие-то разноцветные бусы. С причёски до пола спускалась полупрозрачная голубоватая вуаль, а платье Инны (не знаю, как назвать этот цвет — жемчужный?) плотно обтягивало её грудь и руки, но к низу расширялось складками, в которых её ноги совершенно скрылись, так что я не знал, как она обута.
Я же — насколько мог себя разглядеть — был причёсан так же, как Никодимыч и Кирилл (но почему-то с непокрытой головой) и в костюме из чего-то полосато-шёлкового с серебряной вышивкой, а на ногах короткие красные сапоги с каблуками и шпорами. Ух! Рядом со мной на скамье лежали позолоченный шлем и меч в чехле из красной кожи. Но я ведь не умею фехтовать… или как это — рубить? И, знаете, одно дело видеть такие штуки в кино или читать об этом, а другое — когда это с тобой случилось!
Пока я осматривался и задумывался, Никодимыч сделал вид, что смущён и поднял шляпу.
— Прошу прощения у дамы, — сказал он, размахивая перед ней шляпой вроде того же мушкетёра. Но Инна не казалась расстроенной или возмущённой, а даже тихонько захихикала. Наверное, отлично знала, что это за "Под Зелёной Свиньёй", и её это не смущало. Но я был в непонятках, так и сказал. А потом спросил о наших нарядах.
— Ну, видишь ли, — протянул задумчиво Никодимыч, лихо напяливая шляпу набекрень, — у них тут из каждой корчмы ведут дороги в разные приятные и неприятные места. А от Самсона — даже в два места.
— Ага, вот почему два названия у входа, — сообразил я.
— Вот-вот, именно так. Ну, а там одетым нужно быть соответственно тамошним обычаям.
— Но мы же только…
— Не только! — перебил меня Кирилл. — Вот ещё! Забава только началась!
— Да, "Старый Кабан". В последний раз были там с шайкой Злого Карла, — Никодимыч закруглил неловкую ситуацию и с мечтательным видом начал странный рассказ. — Это на запад от Гамберга, четверть дня верхом. Заходим, понимаешь, запахи жаркого, шум, говор, смех, господа рыцари в кости режутся: ну, шикарный климат.
— Поехали туда, — загорелся Кирилл.
— Э! — вмешался я. — Верхом?
— Нет, мы же сразу туда.
— Это как? — недоверчиво спросил я. — В шайку?
— Увидишь.
— И я с вами! — запищала Муся.
Кирилл с Никодимычем подхватили меня под руки и потащили к узенькой, незаметной двери в глубине помещения. Не успел я и возразить, как мы оказались в полутёмной, освещённой огнём камина и парой странных светильников, похожих на лампу Алладина, большой комнате. В "Старом Кабане".
Климат был такой, как описал его Никодимыч: запахи жареного мяса, какие-то стуки-грюки, шум голосов, смех. Под окном господа рыцари сидят, в кости играют. С другой стороны какие-то типы в роскошных лохмотьях — ну, там, в рваной рубашке с золотыми пуговицами или драных штанах с серебряными бубенчиками — но тоже весёлые и поддатые. А рядом с нами Муся уже в явно средневековом платье, похожем покроем на Инныно, но без коровьих рогов на голове, зато с волосами, закрученными вокруг ушей, как рога бараньи, и в высокой красной шляпе конусом. Читает приятному обществу свои стихи. Общество смотрит на неё, как бараны на ворота. Тут же оборванцы попроще с хитрыми глазами и вороватыми руками.
Я не успел рассмотреть ничего больше, потому что Кирилл быстренько прогнал оборванцев ударами плашмя мечом, сбросил со стола то, что там было, и потребовал у кого-то кувшин жжёнки, уху и свиной окорок. Пока пухлая официантка — или служанка? — нам всё это собрала и притащила, в корчму зашёл седой человек, и все вокруг зашумели: "Старый бард! Старый бард!"
Господа рыцари тут же пригласили барда за свой стол, поставили ему пива и спросили, что нового слышно? Но тут оборванцы, которых Кирилл только что прогнал, вернулись с подкреплением и начали затевать драку. Им не повезло: появился разъярённый и здоровенный хозяин с огромным вертелом в руках, на котором оставался ещё один барашек, рыцари тоже подскочили, сердито крича, что невозможно спокойно поговорить о новостях. И через некоторое время старый бард уже мог рассказывать, промачивая горло пивом.
— Флориан, ректор нашего Королевского университета, был в Гамберге и видел тамошнего красного дракона. И двух единорогов.
Сначала я решил, что бард говорит о ещё каких-то корчмах, потом — что это прозвища людей, но когда все стали обсуждать драконьи и единорожьи масти и достоинства, у меня отвисла челюсть.
— Ты ешь, ешь! — толкнул меня ногой под столом Никодимыч. — Уха знаменитая, а окорок во рту тает.
Тут я понял, что один сижу, раззявив рот, а мои спутники наминают ужин за обе щеки. И если я не поспешу, то о знаменитой ухе ничего не узнаю, а окорок растает в чужих ртах.
— У Сони, между прочим, музыка играет. И танцевать можно, — вдруг надула губы Муся, оставив своих слушателей хлопать глазами в попытках понять её строфы и подходя к нам.
— Не грусти, барышня! В "Золотом Скакуне" всё это есть и тебя достойно, — сообщил Никодимыч, шельмовски улыбаясь.
— Так пойдёмте туда. Это будет уже десятая моя корчма!
— Десятая? — снисходительно переспросил Никодимыч. — Пошли!
Тут все с энтузиазмом вскочили и опять потащили меня, так что я еле успел прихватить блюдо с окороком. В полумраке не видел, каким путём, но мы тут же оказались на пороге "Золотого Скакуна". Громадный, как медведь, вышибала осмотрел нас, сморщил заросшую, изрытую шрамами физиономию и буркнул что-то невразумительное; но когда увидел на своей ладони монету, неуклюже поклонился чуть ли не до земляного пола, покрытого соломой.
